Чертова кукла - Страница 40

— Да… да, Юра, ведь на лжи все устраивается, на лжи и на случайности! Вот чего я не могу понять. Мне противно, если так. И страшно.

— Ну, милая, — протянул Юрий. — Мало что. Такова жизнь, хочешь — бери, хочешь — не бери, твое дело. По-моему, куда умнее и человечнее было тогда отправиться к Мурочке и поучить ее, нежели тут же распустить слюни, предаться размышлениям о лжи и правде мира, да как я к этому миру отношусь. Ох уж эти твои мировые вопросы!

Литта замолкла. Что бы она возразила? Действительно, будь она на месте Юрия, она бы ничего не устроила, и к Мурочке не поехала, и Бог весть, что бы еще из этого всего вышло.

Темная, сочная зелень, мягкая дорога, на островах не людно в этот предобеденный час.

— Хочешь, пройдемся пешком до Стрелки?

Они вышли. Пошли по боковой дорожке, под деревьями. Литта взяла брата под руку. Очень они были милы вместе. Оба тонкие, крепкие, высокие, точно две елки молодые — Литта сильно выросла последнее время, — оба красивые и значительные. Черты у них схожие, но лица все-таки разные. Золотисто-карие глаза Юрия веселее и потому привлекательнее. Литта иначе складывала губы, глядела строже, была бледнее и даже казалась старше брата.

— Улитка, гляди, как славно! Брось ты думать о пустяках! Если начать бояться — и не кончишь. Мало ли что может случиться! Вдруг налетит гроза, вдруг сломит дерево, вдруг оно упадет на нас и убьет! Однако пока грозы нет и мы живы и здоровы — отчего не поглядеть вон на те барки, направо? Видишь, какой тес на солнце? Точно золотой!

Литта поглядела и улыбнулась. Правда, совсем золотой. А все-таки…

Подходили к взморью. Тут стояло несколько экипажей. Лошади перебирали ногами, вздрагивали, туповато и громко шебарша сбруей. Кое-кто ходил по Стрелке, нарядные дети бегали с собакой.

— Посмотри, кто это сидит, вон, на лавочке? — торопливо шепнула Литта. — Вон, с газетой, в пальто?

Юрий сощурил пушистые ресницы.

— Не знаю… Постой, кажется, это тот… Дидимов племянник. Куда ты? На что тебе хромулю?

В самом деле — на что? Но Литта уже устремилась к скамейке, ничего не слушая.

— Орест Федорович, здравствуйте! Вот неожиданно встретились!

Хроменький поднялся, приветливо смотрел на девушку, не узнавая.

— Я, Литта, Юлитта Двоекурова, внучка графини… Помните?

Орест улыбнулся.

— Не узнал. Я больше году вас не видел. Какая вы стали… выросли как.

— Ну, еще бы! А что Дидуся? Отчего он так давно к нам не приезжает?

Подошел Юрий и тоже поздоровался.

После нескольких слов приветствия Литта умолкла: не о чем было говорить. Они с Орестом весело и радостно глядели друг на друга, и Литте было странно: так она бежала к нему, так много чего-то у нее в душе, каких-то вопросов, рассказов, — и ни одного слова для них нет. Впрочем, это ничего. Орест смотрит, точно понимает все, о чем она молчит, точно знает, что не для пустых приветствий, а для этого молчания она и подошла к нему.

Юрий что-то сказал, они не слыхали и через минуту разошлись, оба улыбаясь, без слов.

Литта рассеянно глядела вперед и долго еще улыбалась.

Юрий заметил ее улыбку.

— Вот не знал, что ты этого хроменького помнишь. И чем он тебе нравится?

— Нравится? Да. Мне и Дидуся очень нравится, — сказала Литта и сделалась серьезной.

Юрий пожал плечами.

— Да, они ничего. Старые ребятишки. Дидусь твой лучше бы пристальнее своей наукой занимался, пока силы есть; как бы не отстать. Нет, все мудрует. Слышал я что-то о них недавно… Да уж не помню. Дети.

— Это Дидуся-то дитя?

— Конечно. Стоит на него взглянуть.

— Ну что ж, это разве плохо?

— Еще бы не плохо. Не мудри и ты, милая. Не забывай банальных истин, они самые истинные. "Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел"…

— Ты все смеешься, Юрий.

— Деточка! Честное слово, я серьезно.

— Ты надо всем смеешься, Юрий.

Он остановился и удивленно посмотрел на нее.

— Тебе все игра, игра, — продолжала она, и в голосе уже явственно были слезы.

— Вот что, сестренка. Поедем-ка домой. Ты, должно быть, устала. Я три дня готов не смеяться, только чтобы ты сейчас не заплакала.

Заторопились к Липату, он их ждал у моста. Литта шла молча. Потом вздохнула и, сдерживаясь, проговорила чуть слышно, точно отвечая на свои мысли:

— Вот и Наташа… Я думала, она какая… А она вон какая! Уехала уж теперь, должно быть…

Юрий обрадовался предлогу переменить разговор, который ему надоел и расстраивал сестренку. Стал говорить о Наташе, рассказывал о ней, что приходило в голову. Вспоминал, что прежде она не такая была, а гораздо красивее. Измученное злое лицо… Это к ней не идет.

Литта слушала внимательно. Они нашли экипаж и сели, а Юрий все еще говорил о Наташе. Ему понравилось говорить и думать о ней. Вдруг понравилось, что она уехала (вероятно, разошлась с Михаилом), и то понравилось, что она как будто умнее многих, как будто поняла те простые вещи, которые часто говорит Юрий и которых вот сестренка не понимает же.

— Она славная, Наташа, — уверяет Юрий. — Я ее, кажется, теперь лучше вижу, чем прежде. Она только больна. И хотела бы жить, как следует, всему радоваться, да не может, ей все невкусно. Больному все невкусно. Где она теперь? За границей?

— Не знаю. Должно быть.

Ехали очень быстро, горячий воздух клочьями летел в лицо, упруго подскакивали резинки, Литта придерживала край своей широкой шляпы.

— К зиме поеду за границу, найду ее там, — продолжал Юрий. — Хочется помочь ей, развеселить ей душу… И могу, пожалуй; она — умница.