— Нет, так, — сказал Михаил, здороваясь.
Литта молча поглядела на брата и опустила глаза. Юрий давно приметил, что она молчит, к нему в комнату не ходит. "Дуется сестренка", — усмехнулся он как-то про себя и больше уж этим не занимался.
Литта казалась изменившейся, выросшей. И выраженье лица у нее другое — может быть, оттого, что волосы она стала подбирать, как взрослая. Если спрашивали, сколько ей лет, — она очень серьезно отвечала: "Скоро осьмнадцатый".
— Ты не досадовал тогда на мое возраженье? — сказал Михаил, чтобы сказать что-нибудь.
— Что ты! Очень радовался. Ведь это же игра. А теперь я, признаться, уже и забыл о знаменитом сборище.
— Напрасно! — взволновалась вдруг Литта. — У тебя все игра!
Юрий засмеялся.
— Сердитая стала у меня сестренка! Тебе завидно, что ли? Вот в Царское поедешь — в лаун-теннис будешь играть.
Литта вспыхнула.
— Ненавижу я это Царское! Комедия там жить! Я лучше в деревню к тете Кате поехала бы, если уж нельзя в Красный Домик.
— Да, я сам Красный Домик люблю, — сказал Юрий серьезно. — Он старый, но я попробую нынче летом пожить там один недели две. Внизу велю окна отколотить. Глухо там, хорошо.
— Это в Финляндии? — спросил Михаил. И прибавил с усмешкой, остановив на Юрии тяжелый взор синих глаз: — Да разве ты можешь прожить две недели один в глуши?
— Еще бы! Это ведь тоже радость; в одиночестве, порою, так же весело бывает, как и с людьми. Ни от чего я не отказываюсь, что радость дает.
— Нет, я думал… — начал Михаил и замолк. Юрий поднялся.
— Ну, прощайте, дети мои. Ужасно вы скучные. Право, Михаил, всякий раз я тебя сызнова жалею, когда вижу. Ты мне нравишься; развеселить бы тебя — да я не умею.
Одни — Литта и Михаил — несколько времени молчали. Каждый, верно, думал свое.
— А мне его, его жалко! — сказала Литта. — Да, впрочем, всех жалко. Ах, как жалко! — Она всплеснула руками и вдруг заплакала.
Михаил поглядел на нее сбоку и тихо произнес:
— Ну, что это. Не люблю, когда плачут. Самому сейчас же хочется.
И он улыбнулся из-под нахмуренных бровей. Литта уже не плакала.
— Михаил Филиппыч, я только одно хотела… Да я не умею, как сказать. Вы, может, думаете, что Юруля нехороший человек, но это неправда! Он даже добрый… Зла никому нарочно не сделает… Только он странный, говорит при всех, чего нельзя говорить… Ну, я не знаю, я с ним не согласна, и сержусь, а все-таки я его не могу не любить.
— Да нет, — задумчиво сказал Михаил и встал. — Он вовсе не дурной человек, как же не видеть? Он ведь ничего не скрывает. Отчего вы подумали, что я его считаю дурным?
— Так… — Литта опустила глаза. — А мне бы не хотелось. Потому что он, право… только странный. Разве он виноват? — Прибавила поспешно: — Вы уходите?
— Да. Я еще приду во вторник. Вероятно. А уж больше не приду.
— Помню. Вы говорили, — бодро сказала Литта. — Наташу мне хотелось еще увидеть. Но если она уехала, — так пускай, не хочу и видеть ее.
— Какая вы строгая!
— Вы хотите сказать, что я ничего не понимаю? Что я девочка? Что ж, это правда. Я мало знаю, мало понимаю, а если молода, так ведь, в сущности, это хорошо. Много времени впереди.
— Тратить, значит, не жалея? — пошутил Михаил.
— Нет, нет, именно жалея тратить. Чтобы на многое хватило. Я расчетливая. И упрямая, — прибавила она совсем серьезно, по-взрослому. — Я ведь и вас сужу, насколько поняла. Хоть бы пришлось вас больше никогда не увидать, я все равно сама пойду, по-своему, к своему.
Михаил ничего не ответил, крепко пожал ей руку. У дверей обернулся и спросил:
— А скажите, Юлитта Николаевна… Вы знаете Саватова? Профессора Саватова?
— Дидусю? — весело вскрикнула Литта. — А то как же! Он у бабушки всегда бывал. Теперь давно что-то не был. Его Дидим зовут, Дидим Иваныч, он старенький, я его и прозвала Дидусей. Ах… А вы почему спросили? — спохватилась она.
— Я познакомился с ним… с ними. Случайно, они меня совсем не знают.
— Они? Да, и Ореста я знаю. Сергея Сергеевича нет. Понравились вам?
— Очень.
— Вот, вот. Дидуся со мной по-настоящему только один раз говорил. И так просто, совсем как с большой. Уважаю я их всех.
— Не совсем понятно… — сказал раздумчиво Михаил. — Они религиозные люди, что ли? Бога общего ищут?
— Бога? — удивилась Литта. — Чего же Его искать? Ведь Бог же тут же… для них. Конечно, общий.
Они глядели друг на друга молча и оба почувствовали, что слова у них еще разные и договориться в чем-то они все равно сейчас не могут. Литте показалось, что это она ничего не знает, она — маленькая и глупая. А Михаил думал, как грубы, плоски, бессильны его слова, чуть он касается одной великой, неизвестной и непривычной ему части души человеческой. Отчего?
Он заторопился.
— Так до вторника.
— Да. Хорошо, что вы с Дидусей… Он приедет. Они с бабушкой очень спорят, но бабушка его так уважает. Даже странно! До свиданья, до вторника.
Подумавши, она вдруг сказала, как бы про себя:
— Этот Орест такой бедный… У него брата убили.
— Кто убил? Когда?
— Давно уж. Я не знаю подробно, мне тогда не рассказывали, но что-то было очень страшное. Я потом вспоминала, думала… На заводе его убили. С того времени и Сергей Сергеевич с ними живет. В Ново-Колымске был завод, громадный, Оресту и брату его, инженеру, вместе, дядя завещал. Как дядя умер, тут вскоре все и случилось.
— В Ново-Колымске? Послушайте, расскажите мне…
В памяти Михаила вдруг вспыхнуло что-то знакомое, какое-то странное, интересное дело, о котором он слышал, но не вдумался, а потом забыл: не касалось оно близко того круга людей и мыслей, где он жил.